Прибывших было трое — две женщины и мужчина, никого из них старик не знал, но подоспевший Родорад с готовностью поведал:

— Старшая из женщин — это жена старейшины Желана, она дочь старухи Родовики, что ночью погорела. Другую зовут Ясна, она Желане племянницей приходится. Мужчина, Добромиром его звать — муж Ясны. У них недавно ребенок родился, только он… хворый. Вот они и пошли в соседнюю деревню у ведуньи совета спросить.

— И что ведунья? Помогла?

— Нет, — парнишка замотал головой, — Сказала, что ему уже никто не поможет.

— И что теперь будет?

— Не знаю… Отец говорит топить такого надо, — Родорад посмотрел на Нетакия со смесью грусти и мольбы, было видно, что ему эта идея совсем не по душе.

— А ты сам как думаешь?

Родорад хотел было ответить, но вдруг испуганно попятился:

— Чего мне думать? Взрослые пусть решают! Меня все равно никто не просит.

Тем временем Желана подошла к мужу, они тепло обнялись, а к Ясне с Добромиром вышла старуха Родовика, завязался разговор. Нетакий не слышал слов, но догадался о чем идет речь. Вдруг Родовика всплеснула руками, прижала крохотные кулачки к старческой груди и закричала:

— Не дам! Не дам кровинушку мою! — ее пытались унять, но она и слушать ничего не желала, — Правильно старик вас погубителями назвал! Вы сами хуже любого зверя! — и она кинулась на Добромира. Ее подхватили под руки и попытались утащить с площади. Старуха отбивалась как могла, но вырваться сил не хватало, и она продолжала кричать, — Меня тогда тоже топи! Что? Поднимешь руку на родную бабку?

Народ на площади загомонил — кто-то соглашался с Родовикой, другие были против. Ясна приникла к груди мужа, заплакала. Добромир нахмурился и поджал губы. Старейшина обернулся на Нетакия, посмотрел на него долгим печальным взглядом, но лишь покачал головой, шепнул что-то на ухо жене и решительно вышел вперед:

— Тихо все! Угомонитесь, — сразу воцарилась тишина, только слышно было как всхлипывает Ясна.

— Матушка Родовика, — обратился Хран к старухе, — Подойди ко мне, — он кивнул державшим — Отпустите ее.

Старуху отпустили и та, утирая слезы уголком платка, подошла к старейшине. Хотела ему что-то сказать, но тот лишь покачал головой, положил руку ей на плечо и снова обратился к собравшимся:

— Слушайте, что я вам скажу. Все мы знаем, что случилось, но никто не знает как нам теперь быть. С роду в наших краях такого не бывало и только нам теперь предстоит решать, что делать — совета спросить не у кого,- он сделал паузу, обвел всех взглядом и повторил, — только нам решать что делать и только нам ответ за принятое решение держать. Перед небом, перед людьми, перед самими собой. Знаю, что все говорят, но скажите мне честно, руку на сердце положа — кто из вас на такое решится? Кто грех на себя такой возьмет? — он снова обвел собравшихся взглядом, обращаясь теперь к каждому, — Ты? Или ты? А может Ты? Ну? Кто? — все молчали отводя глаза.

— В толпе-то мы все смелые, — продолжал старейшина, — А как до дела доходит, никто ответа держать не желает. А потому, вот что я вам скажу — дело это семейное, в семье его решать и будем. А вы по домам расходитесь! Нечего тут прохлаждаться, дела-то небось у каждого найдутся.

Люди стали расходиться. Качали головами, перешептывались, было видно, что не все безоговорочно согласны с таким решением.

Желана, обняв мать за плечи, увела ее в дом, за ними ушли и Ясна с мужем, на площади остались только старейшина и Нетакий. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, наконец Хран подошел к старику:

— Хочу чтобы ты знал, я зла не тебя не держу. Многое, из того что ты сказал, мне и самому на ум приходило, а потому прошу тебя — пойдем с нами. Ты хоть и чужой здесь, да может со стороны и правда виднее. Авось вместе что-нибудь и придумаем.

Нетакий облегченно вздохнул. Утром он вспылил, но ссориться с этими людьми ему совсем не хотелось, им удалось тронуть его сердце, сам не понимая почему, Нетакий невольно сопереживал им.

— Не серчай на меня, старого, — сказал он Храну, — Много лишнего я наговорил тебе, да слов не воротишь. Раз уж я эту кашу заварил, мне и расхлебывать, не гоже теперь назад поворачивать. 

Старейшина кивнул, неловко потрепал старика по плечу и они пошли к дому, где их уже ждали остальные.