Нетакий понял, что задремал, только когда проснулся. Кто-то заботливо укрыл его плащом и уложил на солому. В сенях было темно, но по свету, пробивавшемуся через не плотно закрытую дверь, было ясно, что солнце уже встало. Давно ли? Старик с каким-то равнодушием вспомнил о караване — не страшно, будет другой. Из дома донеслось глухое постукивание. Милосерда! Как она?!

Старик тяжело поднялся и пошел на звук. открыв дверь он остановился на пороге что бы осмотреться — комната в доме была всего одна, но просторная. Пол опущен ниже уровня земли почти на метр, к сеням ведет широка лестница, сложенная из половинок бревен. Вот почему снаружи дом кажется таким низким. Внутри же оказалось, что потолок достаточно высокий и весь увешан пучками трав, связками корений и гроздьями сушеных ягод. В самом центре очаг, а вокруг него несколько столов с посудой: горшки, кувшины, миски, плошки, ступки, множество склянок и флаконов. Вместо дымохода лишь отверстие в потолке — так обычно строят на севере. Два окна на противоположных стенах, справа и слева от входа, дают достаточно света, возле одного из них лежит куча соломы и веток, возле другого — обитый медью сундук и еще один стол. Возле этого стола и стоял сейчас хозяин хижины, перетирая что-то в тяжелой каменной ступке. Пестик глухо стучал, издавая тот самый звук, который привлек внимание Нетакия.

— Заходи, заходи! Располагайся — произнес знахарь, заметив старика, — сейчас чай согреется, завтракать будем.

— Долго я спал?

— Нет. Часа Два всего, — у знахаря был глубокий приятный голос. Говорил он неспешно, чуть растягивая слова, — солнце вон, только еще встало.

— Как Мила?

— Поправится. Крови из нее много вышло, но она молодая, сильная. Спит сейчас, — и знахарь мотнул головой куда-то вглубь хижины. Только сейчас Нетакий заметил возле дальней стены, сплошь увешанной полками, низкой ложе — несколько бревен, уложенных рядком и застеленных лапником и шкурами. Просто, но надежно. На этом ложе, укрытая лоскутным одеялом и спала Милосерда. Она была очень бледна, но дышала ровно.

— Ты садись пока, отдохни. Я скоро закончу, — знахарь улыбнулся теплой располагающей улыбкой. Старик опустился на сундук и в свете утреннего солнца смог хорошо рассмотреть гостеприимного хозяина — сейчас он уже выглядел не таким устрашающим и Нетакий еще раз напомнил себе о том, что первое впечатление частенько бывает обманчивым.

Знахарь был велик ростом и широк в плечах, его огромные руки напоминали руки кузнеца и было странно видеть как они управляются с кухонной утварью. Лицо его было открытым, живые голубые глаза светились добротой, а мелкие морщинки в уголках добавляли взгляду лукавства. Густые, начавшие седеть волосы до сих пор не были причесаны и спадали на плечи неопрятными лохмами, старик заметил даже несколько листьев, запутавшихся в прядях. И в бороде тоже… А из одежды только простая рубаха из небеленого льна и такие же штаны. Ноги босы, ступни испачканы в земле...

Нетакий вдруг очень ясно вспомнил все события прошедшей ночи: луна в полной силе, лекарь будет только утром, следы копыт возле дома, безумный, горящий взгляд...

— Это ведь ты нас всех ночью разбудил? Когда пожар начался?

Знахарь на секунду замер, а затем добродушно улыбнулся и все так же неспешно сказал:

— Узнал меня, значит? Ну, так-то оно и лучше, — он заглянул в ступку, что-то прикидывая и пошел к очагу, — пожар в лесу — дело серьезное. Его никак допускать нельзя, — он снял с огня чайник и принялся колдовать над плошками заваривая чай

— А деревенские что же? Знают?

— Знают, — кивнул знахарь, и пристально посмотрел на старика, — Да не признают. Народ-то темный. Суеверный… Ну, ка! Подсоби! — вдвоем они накрыли на стол. Хозяин дома достал с одной из полок горшочек меда, корзинку с пряниками и связку баранок, в чашках дымился ароматный травяной чай, над огнем булькало растертое в ступке снадобье, распространяя по хижине пряный горьковатый аромат.

— Ну, что ж, — усевшись за стол, начал хозяин, — Будем знакомы. Звать меня Неместом, живу здесь… вот уж лет десять или даже поболее, коли память не подводит, — он отхлебнул чаю, закусил баранку и вопросительно посмотрел на гостя приподняв брови, словно предлагая продолжить.

— А меня Нетакием звать, — ответил старик и в свою очередь отхлебнул ароматного чаю.

— И куда же путь держишь, Нетакий?

— Да, куда глаза глядят. Иду, бреду, где понравится, там задержусь, куда дорога повернет, туда и сворачиваю.

— А чего ж не месте тебе не сидится?

Нетакий задумался, словно прикидывая стоит ли отвечать, снова хлебнул чаю и пожал плечами:

— То история долгая.

— А мы вроде и не торопимся, — улыбнулся Немест. И такой теплой и открытой была эта улыбка, что старик невольно поддался ее обаянию:

— Я в столице жил. Мы с женой лавочку держали, я корзины плел, она тоже, с того и кормились… Мудрена моя ногами болела, из дома почти не выходила, а как третьего родила, так еще и слепнуть стала, а уж после пятого совсем плоха стала, — лицо старика осунулось, взгляд потускнел, — Она все мечтала мир повидать, а само-то что на улице делается разглядеть не могла… Да, видать, лучше многих видела, — Нетакий устремил взгляд за окно и глаза его затуманились слезами, — помню, все твердила она, что мир не такой ка мы привыкли думать, что мы просто многого не понимаем, не туда смотрим, не замечаем, не желает признать, — он покачал головой, сглотнул подступивший к горлу ком и, и вдруг решительно затряс бородой, — Вот тогда-то я и решил, и перед всеми духами, которых смог припомнить, поклялся, что если только сил достанет, весь свет обойду, а найду тот мир о котором она мне говорила! Ведь если слепая его видит, нешто я не разгляжу?!

— Видать жену свою ты сильно любил, — старик кивнул, а знахарь наполнил опустевшие чашки и снова улыбнулся, — сила в тебе есть, какой в других не сыщешь. Ты уж мне поверь, я это чую! Не каждый так сможет — не видя, поверить, да жизнь свою переменить.

Нетакий только покачал головой, но глаза его снова блеснули хитринкой:

— Да, что я? Жена померла, дети выросли, а о прошлом жалеть — духов гневить!

— И то верно, — согласился Немест.

Тут застонала на своем ложе Милосерда и знахарь поднялся проверить как она. Нетакий тоже встал.

Девушка проснулась, знахарь дал ей воды и спросил как она себя чувствует:

— Сил совсем нет, — слабо ответила она.

— А узнаешь ли меня? — она кивнула и добавила:

— И тебя… И Нетакия.

— А помнишь ли что случилось?, — дочь старейшины зажмурилась и из-под ресниц блеснули слезы:

  — Малыш, — Нетакий скорее догадался, чем услышал.

— Тише, тише, — успокоил ее Немест, — В порядке он! Испугался только — час по лесу кружил! — глаза девушки распахнулись и она посмотрела на знахаря словно не веря ему, а тот продолжал:

  — Он как огонь увидел, так в окно и сиганул! На ногах-то еще не держится, а на на лапах шустро бегает, тут луна ему подсобила нынче. Он уже дома. Я проследил.

Милосерда успокоилась, даже нашла в себе силы улыбнуться и закрыв глаза снова задремала.

— Так что же ребенок?

— Медведем будет, — кивнул Немест, — Родители его пока прячут, за ведуньей в соседнюю деревню пошли, все надеются, что она его вылечит, — знахарь хлопнул рукой по колену и резко встал, — Никак в ум не возьмут, что это не со стороны приходит! И если уж таким уродился, то никакая ведунья тебе не поможет! Зверя из себя не вытравишь!

— Но ты-то смог?

— Не вытравить! А совладать с ним, примириться! Сдружиться с ним, понимаешь? А они говорят — порча! топить его хотели, что бы заразу не разнес! И ко мне идти с ним боятся… — он замолчал. Нетакий тоже не решался заговорить. Наконец Намест продолжил:

— Их понять-то можно… Столько лет их оборотнями пугали, им теперь даже заговорить об этом боязно. Меня вроде приняли, да и то лишь потому, что я им полезен. Днем еще ничего, привечают, а по ночам, за версту обходят! Делают вид, что не догадываются. Словно запрещают себе правде в глаза взглянуть! — и он с досады махнул рукой, — Что уж там. Их, видать, не переделаешь. А мне бы свой век дожить и ладно будет.

Нетакий молчал задумчиво теребя бороду. Он хорошо знал как трудно переубедить людей — он говорил Мудрене, что ее фигурки хорошо продаются, а сам прятал их в сундук — никто не хотел их покупать, боялись.

Старик посмотрел на знахаря. Вспомнил людей из деревни, ночной разговор за столом… Такие стены возводятся долго и в одночасье их не сломаешь. Может быть время расставит все по своим местам.

— Ладно, — Нетакий поднялся, — спасибо тебе за чай, за кров, за заботу, да пора мне и честь знать. В деревне, небось, меня уже хватились.

— Ступай, — кивнул знахарь, — Да старейшине скажи, что дочь его в порядке, пусть не волнуется. А дня через два навестить сможет, — он обнял старика. На том и распрощались.

Идти было трудно. Луна опустилась за лес и практически не давала света. Лесная тропа постоянно петляла, то поднимаясь вверх, то круто спускаясь вниз. То и дело попадались крупные камни, которые приходилось огибать. Нетакий совсем выбился из сил и если бы не Род, давно уже бросил бы эту затею, он потерял счет времени, ему казалось, что дороге не будет конца.

— Осторожней, тут коряга… Правее, камень… Пригнитесь — ветки… Тут крутой спуск, давайте руку… — бодрый голос парнишки придавал сил и вселял уверенность, но тут он остановился:

— Все. Дальше я не пойду. Тут совсем недалеко и тропа ровная, главное прямо идите и прямо в калитку упретесь. И… Не говорите никому, что это я… Вас проводил.

— Не буду. Ты молодец, все правильно сделал. Дальше я сам, — паренек кивну и развернувшись на пятках побежал по тропе назад.

Нетакий прислонился плечом к дереву — хорошо еще, что девушка такая худенькая. Сколько ей? Не больше семнадцати на вид, хотя в деревнях взрослеют рано… Надо идти. Небо уже посветлело… А зарева пожара не видно — может, потушили уже? Хотя сейчас это не его забота.

Короткая передышка позволила собраться с силами. С приближением рассвета в лесу тоже стало чуть светлее — уже можно было разглядеть дорогу. А может просто глаза привыкли к темноте?.. Старик снова двинулся в путь, наклонившись вперед и внимательно вглядываясь в тропу — поэтому-то он и заметил следы.

Глубокие, ровные, они хорошо отпечатались на влажной лесной земле, еще не просохшей после недавних дождей — следы копытного. Крупного. Тяжелого. Нетакий ни сколько не сомневался в том, кто мог их оставить, хорошо еще, что такой крупный зверь вряд ли сможет подкрасться незаметно. Да и подлесок тут густой. И все же старик как мог ускорил шаг

Через несколько метров следы свернули с дороги — здесь кусты были сломаны. Нетакий прислушался — тихо. Слишком тихо. Он запретил себе об этом думать, назад дороги уже нет, вот и калитка в низеньком плетне… Распахнута настежь и висит, покосившись, на одной петле, а за ней сад заросший травой. Старик узнал несколько лекарственных растений, значит правильно пришел. Земля здесь тоже была истоптана копытами исполинского быка, но вели они теперь от дома — неужели беда? А вот и сам дом — приземистый, словно вросший в землю… Дверь в сени открыта, на ступеньках влажная земля.

— Эй! — крикнул Нетакий, — Есть тут кто?

Девушка на его плечах застонала — значит в себя приходит, значит есть еще надежда

— Тише. Тише, милая, потерпи немного, — старик отодвинул плечом дверь и ввалился в сени. Здесь он уложил Милосерду на куче соломы сваленной в углу и, обессилев, опустился рядом. Огляделся. На крюке рядом с дверью висела лампа, хорошо заметная на фоне дверного проема, рядом с ней нашлось и огниво — повезло. Старик зажег свет.

— Там… — слабо прошептала девушка, не открывая глаз. Губы ее продолжили шевелиться, но разобрать слов старик не смог.

Не выпуская из руки лампу, он подполз к Миле и наклонился к самому ее лицу:

— Что, милая? Что там?

— Малыш… малыш… — старик не был уверен, что расслышал правильно, но если так — понятно почему девушка кинулась в огонь, видать кроме старухи в доме был еще и ребенок. Что ж, ему уже не поможешь, надо о живых подумать.

— Эй! — снова крикнул Нетакий, — Нам лекарь нужен! — но голос его сорвался. Старик хотел было встать — надо было осмотреть дом, но тут дверь, ведущая из сеней, с шумом распахнулась от удара.

В проеме, полностью закрывая его собой стоял здоровенный детина в одной рубахе, ему даже пришлось нагнуться, что бы не удариться головой о притолоку. Вид его был страшен — нечесаная грива густых темных волос спадала на плечи и сливалась с такой же темной и нечесаной бородой. Глубоко посаженные глаза метались из стороны в строну, взгляд казался безумным. «Да он пьян!» — с ужасом понял старик.

Наконец великан заметил Нетакия, посмотрел на непрошенного гостя, прорычал что-то и, мотнув головой, пошел прямо на него. Старик почувствовал как у него холодеют ноги, но тут исполин сделал жест рукой, словно прося отойти и Нетакий понял, что опасности нет. Тут же на него обрушилась вся усталость прошедшей ночи, голова закружилась и он безвольно поник, прислонившись к стене.

А безумный бородач уже хлопотал над раненой...

— Милосерда! Вот дура девка… Отец!

— Понял!- Хран уже подоспел с ведром и окатил сына водой. Юноша кинулся в дом.

Лишь мельком бросил на него взгляд старейшина:

— Скорей! Скорей! Чего встали! — подгонял он остальных.

Тут раздался треск. В глубине дома что-то застонало, заскрипело и вдруг рухнуло подняв сноп искр и дыма, обдало жаром людей. Одна из стен чуть прогнулась, Хран было кинулся к дому, но в клубых дыма уже показался Сил с сестрой на руках. Девушка была без сознания.

— Сюда! — крикнул Нетакий размахивая руками, — Сюда несите! Старик скинул плащ и расстелил на земле. Сил уложил на него Милу. Теперь стало видно, что лицо ее залито кровью.

— Я осмотрю, — бросил через плечо Нетакий и, не дожидаясь одобрения мужчин, опустился на землю, — видать головой ушиблась — кожа содрана, лишь бы кости целы были… Рука сломана, но это не беда, а вот плечо, видать, гвоздем зацепило — рана глубокая, крови много. К лекарю ей надо. Пошлите за лекарем!

Сил глянул на отца, тот побледнел, но поджав губы лишь мотнул головой:

— Только утром.

— До утра может и не дожить.

— Тогда молись духам, старик, — Хран резко встал и бросив сыну: «Идем» — направился к горящему дому.

Сил помедлил пару секунд, было видно как нелегко дается ему это решение:

— Сделай что сможешь, — только и сказал он и поспешил вслед за отцом. Нетакию показалось, что на щеках юноши блеснули слезы.

Разорвав край рубахи Нетакий как мог перевязал раны.

— Как она? — спросил подошедший к ним Радорад. Из-за его спины выглядывали другие дети

— Плоха совсем, — признался старик, — у вас лекарь есть?

— Есть, — закивали ребятишки

— Позвать его надо… — начал было старик, но осекся — на лицах отразился испуг, — Она до утра без лекаря не протянет, — попытался убедить их Нетакий, но те лишь замотали головами и попятились, а затем и вовсе, переглянувшись, бросились наутек. Остался лишь Род.

Старик сурово на него посмотрел:

— И не стыдно тебе? Уж десятый год! Понимать надо! Лекаря им боязно позвать… А смерти не боишься?! — Парнишка мешкал,

— Не хочешь идти, так хоть дорогу укажи! — не выдержал старик, — Я сам пойду! — он поднялся и шагнул к Родораду, но от не отступил. Выдержал взгляд старика. Решился:

— В лесу он живет. Я провожу.

— Вот и хорошо, — вздохнул Нетакий, — подсоби-как мне, — дед присел рядом с девушкой, закинул ее руку себе на плечо и кряхтя встал. Род помог поднять хрупкое тело старику на плечи.

— Я хоть и стар, — выдохнул Нетакий, — Но не вся сила еще ушла. Идем.

Моя мама.

Учительница литературы ведя урок советовалась с ней.

Работница Ленинской библиотеки обращалась к ней для редактирования всоих писем.

Благодаря ей в моей библиотеке есть такие авторы как Леон Фейхтвангер, Джек Лондон, Франсуаза Саган, Жан-Жак Руссо и многие другие.

Выпускница техникума. По профессии — швея-мотористка.

Кроме мелких опечаток и кучи запятых нашла в моем рассказк только один недочет — ботинки. по ее мнению это слишком современное понятие и режет глаз. Подумав я нашла другое слово — башмаки.

А вообще я очень переживала показывая ей свое «творение», я боялась, что она перечеркает половину и вынесет вердикт: «Ну, для себя, в качестве пробы, недурно.»

Я до сих пор в шоке.

Она сказала так: «Мое мнение — продолжай писать. Хотя на рассказ это не похоже. Нужно хоть повестушку вытянуть.»

«Повестушку»!!!

Я даже не знаю чего теперь хочу в комментах — что бы меня резко осадили с небес на землю или уверили, что все действительно весьма пристойно 

О, божечки!

Сделаю над собой усилие и не стану закрывать комменты, хотя пишу не ради чего-то просто эмоции через край. Как на экзамене.

Дед Нетакий лежал на застеленной шкурами лавке и никак не мог заснуть. Порой он забывался и проваливался в зыбкую рябь сна, но тут же снова вздрагивал просыпаясь и начинал прислушиваться. Ночь была тихой, теплой, но свежей. Лишь изредка доносился из чащи крик ночной птицы да скрип старой сосны.

Старику приходилось ночевать в куда более неприятных условиях: в дождь, в снег, на голых камнях, но он никогда не жаловался на сон, а вот сегодня уснуть не мог. Он уже потерял счет времени и только по розовеющему небу в прорехах летних ставен мог понять, что близится рассвет. Небо становилось все светлее...

И вдруг тяжелый стук копыт раздался в ночи. Что-то треснуло и страшный животный рев прорезал ночную тишину и сразу за ним — глухой удар в дверь, сотрясший весь дом, Нетакий вскочил со своего ложа, кинулся к окну и выглянул на улицу. Страшный рев повторился и старик увидел виновника шума — огромный бык кружил по деревенской площади оглашая округу своим ревом, вот он замер, взрыл копытом землю, мотнул огромной головой и снова кинулся на дверь, крывшись из виду.

Еще один удар сотряс дом и Нетакий почувствовал как ему на голову сыплются с потолка опилки, а бык снова вышел на площадь, развернулся и смотрел теперь прямо на старика, из огромных ноздрей валил пар, в черных глазах плясали языки пламени… Не рассвет окрасил небо...

— Пожар! — раздался со второго этажа зычный крик старейшины. Услышав его бык еще раз мотнул головой и размеренной поступью направился к лесу.

— Пожар! — снова послышался голос Храна, но из домов уже выбегали люди, одеваясь прямо на ходу, быка явно никто не заметил, всех занимало лишь одно — горящий на самом краю деревни дом.

Нетакий наспех оделся, натянул башмаки и накинув на плечи плащ тоже выскочил из дома. Он понимал, что вряд ли сможет чем-то помочь, но оставаться в стороне был не в силах.

Пожар еще только начался, но языки пламени уже вырывались из окна под самой крышей и подбирался к соломе на ней. Из распахнутой двери валил дым

— Сюда давай! — Хран сразу взял руководство на себя, — солому с крыши сбивай! Вилами ее! Еще! Еще! Кто в доме был? Проверь! Воды сюда! — люди несли ведра, лестницы, вилы, женщины подоткнув подолы юбок трудились наравне с мужчинами, таскали воду, рубили подлесок возле самого дома — нельзя было позволить огню перекинуться на лес.

В стороне от всеобщей кутерьмы Нетакий заметил знакомых ребятишек — они жались к поленнице стараясь что бы взрослые их не заметили, старик направился к ним:

— Не тебя ли я видел вчера на опушке? — обратится он к самому старшему

— Меня, — утвердительно кивнул тот, — я Родорад, — представившись мальчуган поклонился подражая взрослым.

— Хорошее имя, — одобрительно кивнул дед Нетакий, — а чего же старшим не помогаешь? — и он хитро прищурился.

Родорад горделиво выпятил тощую грудь:

— А кто ж тогда за младшими следить будет? — но заметив лукавый взгляд собеседника пояснил, — Рано мне пока. Воз зимой полных десять годков стукнет, тогда и на охоту и пожары тушить и даже в город возьмут, — легкая досада сквозила в его голосе

Тут возле горящего дома зашумели, дети полезли на поленницу чтобы лучше видеть, Родорад как мог вытянул шею, старик тоже заинтересовался. Из дома вынесли старуху, ту самую, с клюкой, что накануне привлекла внимание Нетакия. в одной рубахе, без платка, с растрепанными волосами, она билась в руках Сила и протягивая руки к дому кричала:

— Заспала!.. минутку всего… искра… Там! Там! Спасите!.. — донеслось до Нетакия сквозь всеобщий шум и он поспешил подойти поближе — любопытство взяло верх над благоразумием.

К старухе тем временем подоспела дочь старейшины, обтерла ей лицо мокрым полотенцем, хотела дать ей воды, но старуха схватила ее за руку и принялась шептать что-то на ухо. Девушка замерла, глаза ее наполнились ужасом, словно в забытьи сунула она старухе плошку с водой, метнулась к отцу, замерла, и вдруг кинулась в дом

— Мила! — крикнул, заметив ее, Сил, но было поздно. Она уже скрылась в клубах дыма.

Я полность согласна с мнением, что писать нужно только когда НЕ писать не можешь. И мне хорошо занкомо состояние, когда пишешь постоянно, на салфетках, на старых счетах, на любом клочке бумаги! И даже если негде записать продолжаешь выстраивать в голове складное повествование, постоянно, в любую минуту. Когда, увидив лицо в толпе сразу начинаешь примерять его к своим персонажам и прикидывать, как можно его описать, когда даже покупка пачки сигарет преврящается в поход в табачную лавку и ты обдумываешь как это вписать в сюжет, когда видишь материал для своих фантазий во всем и в каждом.

Но к сожалению, для написания даже коротенького рассказа этого бывает недостаточно.

Мало иметь красивую картинку в голове и желание поведать о ней, надо еще научится передавать это словами. Иначе желание писать превращается в обычную графоманию, когда чеговек вреде не может не писать, но читать его «перлы» при этом совершенно невозможно.

У меня дома валяется бессчетное количество черновиков и набросков, но большинство из них не могу перечитывать без слез — сюжет линейный, персонажи плоские, каждый второй калька с меня, а остальные — вариация на тему «какой бы я хотела быть», куча лишних подробносте и бесполезных деталей, но хуже всего диалоги. Да.

Вот, кажется, совершенно ясно для себя определила, как должен строиться разговор и к чему герои должны прийти в конце, но начинаешь писать и понимаешь, что никак они не хотят приходить к нужному итогу. Словно начинают жить своей жизнью! А в голове все так скаладно получалось: слово за слово и готово!

И вот тогда и возникает вопрос — как написать рассказ?

Я не считаю этот вопрос глупым. Даже если он задается вслух. И говорить: «Просто пиши» — бесполезно. Не помогает. Потому что и так пишешь. Пишешь, пишешь, пишешь… А получается только «графомань» которую и друзьям показать стыдно.

Вопрос-то не в том как писать, а в том, как НАписать.

Люди стали подниматься из-за стола. Старшие женщины увели детей, младшие собирали со стола оставшуюся еду чтобы убрать ее в погреб, мужчины допивали пиво.

Наконец все убрали. Старейшина вышел во двор, проводить гостей и убедиться, что все тихо и благополучно, в комнат остались только дед Нетакий и дочь старейшины, она принесла несколько шкур и постелила гостю постель, здесь же, в комнате, на лавке возле очага.

Старик украдкой следил за девушкой, а та бросала на него быстрые взгляды, словно хотела о чем-то спросить, но не решалась. Нетакий решил ей помочь:

— Тебя ведь Милосердой зовут?

Девушка кивнула:

— Милой кличут.

— А что, внучка, понравилась ли тебе моя сказка?

Девушка замерла закусив губу и тут же с удвоенной силой принялась расправлять постеленные шкуры:

— Разве ж это сказка?

— Раз сказывают, значит сказка, — в глазах деда блеснул озорной огонек.

— Но их ведь взаправду убивали?!

— Взаправду, — старик горестно вздохнул и развел руками.

— И совсем маленьких? — Мила наконец бросила расправлять постель и, будто обессилев, опустилась на лавку.

— Так разве ж оборотни маленькими бывают?

Хлопнула дверь. Дочь старейшины вскочила, кинулась к сеням, но на пороге столкнулась с отцом.

— Вот егоза! Ты куда это?

— Подмести хотела...

— Завтра подметешь! — и старейшина сладко потянувшись вошел в дом, — Чего удумала — подмести… Марш в постель и чтоб до утра тебя не видели! — девушка кивнула и выскочила из комнаты, словно только этого и ждала.

— Вот егоза! — рассмеялся Хран, — И ты, старик, ложись — ночи сейчас короткие.

Ужинали в доме старейшины. По случаю прибытия гостя к столу были приглашены все жители деревни, не пришли только младшие дети, которых уже уложили спать, да несколько совсем дряхлых стариков, кому было не по силам шумное застолье.

Еда была простая, но обильная, каждая хозяйка посчитала своим долгом принести что-нибудь к столу. Были тут и пироги — с рыбой, с грибами, с ягодами, были и каши еще курящиеся паром, были и колбасы, и сыры и соленья припасенные на такой случай в погребах, и молодая картошка и свежие овощи, а главным блюдом стала запеченная на углях рыба, которую только сегодня наловили в ручье а сам хозяин дома выкатил из погреба бочонок пива.

Собравшиеся с любопытством поглядывали на деда Нетакия, всем было интересно послушать новости из большого мира, доходившие до Тенницы крайне редко. И вот, убедившись, что гость насытился и традиция соблюдена, старейшина самолично наполнил кружки пенным напитком и приступил к расспросу:

— Скажи нам, Нетакий, давно ли ты по свету странствуешь?

— Да, почитай годков уж двадцать, — задумался дед, — вот как супругу свою схоронил, так и странствую.

— Соболезную твоей утрате, да примут духи твою жену в своем мире! — все, кто сидел за столом подняли кружки и, стукнув ими о край стола так, чтобы через край пиво плеснулось, выпили.

— То дело минувшее, — вздохнул Нетакий вытирая усы, — я о том не жалею, мы славно с ней пожили, — и прикрыв глаза задумался, — мы с ней лавку держали в самой столице… А каждый месяц еще и шатер на ярмарке разворачивали, рукодельная у меня была, из травы да прута чего только не мастерила: и шкатулки, и корзинки и побрякушки разные, но больше всего любила фигурки разные делать. Детям на потеху… все зверей да птиц диковинных, каких и в природе-то нет, а она выдумывала! — чуть помешкав старик достал из складок одежды фигурку и поставил перед собой на стол. Дети повскакивали с мест вытягивая шеи, матери зашикали на них, но без усердия — им тоже было интересно.

Старейшина взял фигурку в руки и внимательно ее осмотрел — сплетенная из тонких веток и лыка она напоминала человека с волчьей головой, стоящего на четвереньках. Работа не отличалась изяществом и тонкостью исполнения и было трудно сказать, что задумал изобразить мастер.

Заметив недоумение на лице Храна дед Нетакий пояснил:

— Это оборотень. Мудрена моя их сама-то никогда не видела, но почему-то считала, что зря их люди боятся, — сидящие за столом стихли, даже дети замолчали поглядывая на взрослых, — но старик не заметил этого, погруженный в свои воспоминания он продолжал:

— Молодежь об этом и не помнит уже, а я, хоть и был совсем ребенком, застал время, когда оборотней было великое множество. И не только по лесам да деревушкам, но и в самой столице бывало объявлялись. Однажды старый король, увлекшись охотой, был вынужден заночевать в лесу. Поставили шатры и уж было спать легли, как слышат — вой да рев, кинулись они и видят, зверь лютый королевского жеребца рвет! Жеребец хрипит, рвется, а зверь видать крови почуял, на спину ему прыгнул и давай когтями драть, так обезумел, что и не заметил как король с гвардейцами подоспели! Изрубили они чудовище не куски, а утром смотрят — нет зверя, только молодой конюх изрубленный лежит.

Старейшина выразительно кашлянул, пробормотал: «Ну, что ж...» и потянулся было за опустевшими кружками, но Нетакий еще не закончил:

— Вот с той самой поры и началась «Королевская Охота» — так ее в народе прозвали — по всем городам и весям разъехались смельчаки оборотней ловить, а король за каждого пойманного монстра десять чеканных платил! И свозили их со всех краев, со всех земель прямо на площадь перед дворцом, а на площади уже костры разложены, да масло в котлах кипит… — громко всхлипнула и захныкала одна из девочек.

— Хватит! — хлопнул рукой по столу Хран, — Не пристало в такую ночь разговоры подобный заводить! Вон и дети испугались уже!, — Нетакий поднял голову и часто заморгал, словно только что проснулся, а старейшина продолжал:

— Выпьем лучше за землю нашу плодородную, да за дичь, что в лесах не переводится! — и, желая сгладить вину за прерванный рассказ, ободряюще улыбнулся гостю. Старик улыбнулся в ответ и, стукнув кружкой о край стола, выпил:

— Твоя правда хозяин! Не к ночи разговоры эти да и засиделись мы уже, а мне завтра еще в дорогу собираться. Долгим был день, пора и ко сну готовиться.

Деревня была запрятана в самой чаще леса, жители выстроили свои дома вокруг большой поляны на которой теперь все и собрались для встречи путника.

По традиции старейшина — высокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти с окладистой бородой и пронзительным взглядом, вышел вперед. За левым его плечом стоял старший сын держа в руке копье — символ защиты, а за правым — младшая дочь с крынкой молока — знаком гостеприимства.

Оставив лошадь и повозку под деревьями, старик подошел к собравшимся:

— Мира вам и благополучия, — обратился он к старейшине чуть поклонившись.

— И тебе благополучия, коли с миром пришел, — ответил тот, в свою очередь поклонившись гостю.

Дочь старейшины подала отцу крынку и оба, сперва хозяин, а затем гость, сделали из нее по глотку. Еще один глоток был вылит на землю как подношение духам-обережникам.

Теперь настала очередь сына, он подал отцу копье и тот воткнул его острием в землю, показывая что оружие сложено и гостю ничего не угрожает.

Видя, что старика приняли, детвора радостно загалдела, кто-то из ребят звонко свистнул, девочки взвизгнули, старейшина добродушно усмехнулся:

— Добро пожаловать в Тенницу. Зови меня Хран — двери моего дома открыты для тебя.

— Спасибо тебе, Хран, — ответил старик, — но боюсь что не смогу здесь задержаться. К утру мне надо быть у въезда на перевал, если успею — меня меня в караван возьмут. Дорога через горы тяжела и одному мне ее не осилить, — он развел руками, а Хран понимающе кивнул, — Вот только задремал я в дороге, да с пути сбился. Сделай милость — укажи как до перевала добраться, да поеду я.

Старейшина нахмурился, люди на площади зашептались, женщины заохали, кто-то цокнул языком, а древняя старуха с клюкой украдкой смахнула слезу.

— Тихо там! — Хран поднял руку призывая к тишине, — Не серчай старик, не возьму я греха на душу — ночь скоро, а места у нас дикие. Тебе у ручья правее надо было брать, а ты к нам завернул, считай пол дня потерял, теперь чтоб поспеть всю ночь ехать придется...

— Я разбойников не боюсь! — отмахнулся дед, — Что им с меня взять?! Я по дереву режу, тем и живу, всего добра — пара коряг, да горсть крупы, — он повернулся и пошел к повозке.

— Разбойников в наших краях нет, а вот люди пропадают. Нынче луна в полной силе! В такую ночь в наших лесах не то что человек, деревня сгинуть может.

Старик обернулся, окинув собравшихся хмурым взглядом из-под шляпы. Белая борода его задрожала, словно возражая, но Хран уже подошел к деду и положил руку ему на плечо. Чуть наклонившись старейшина вкрадчиво продолжил:

— Давай так, ты ночь у нас проведешь, а утром я тебе пару мулов дам и лучших своих ребят, они тебя если нужно на руках через горы перенесут! А коли духи подсобят, так и караван нагоните!

Старик пожевал губами все еще сомневаясь и недовольно проворчал:

— А тебе-то что с этого?

Хран добродушно рассмеялся:

— К нам караваны не заходят, а в товарах нужда бывает, вот и думаю, что нельзя такой шанс упускать. Так что? Остаешься? — старик, помедлив, нехотя кивнул, — Звать-то тебя как?

— Как звать, так уж никто не зовет, а кличут — дед Нетакий.

— Ну, тогда располагайся, дед Нетакий, — старейшина махнул рукой подзывая сына, — Сил тебе поможет, а я пойду ужин организую, — и еще раз потрепав старика по худому плечу поспешил в дом.

Повозка скрипела покачиваясь на ухабах, ее парусиновые бока вздымались словно от порывов ветра, не застегнутый полог хлопал застежками. Впряженная в повозку лошадь казалось спала на ходу низко опустив голову и неспешно ступая по неровной узкой дороге, и уж точно спал старик на козлах. Нахохлившись, намотав повод на руку и надвинув шляпу так низко на лицо, что из-под нее виднелась только спутанная белая борода и кончик носа, он покачивался вместе с повозкой и порой всхрапывал.

Путники всегда были редкостью в здешних местах и деревенские мальчишки, еще издали заметившие неожиданного гостя, собрались теперь на опушке леса гадая кого привела к ним судьба. Редкие гости забредавшие в деревню почти всегда оказывались торговцами, иногда рассказчиками и очень редко странствующими артистами, но ребятня была рада всем.

Вот повозка обогнула молодой ельник, вывернула к оврагу и предстала перед детворой во всей своей красе. Самый старший из детей — худой и длинный как жердь сын деревенского плотника, залихватски свистнул, подавая знак приятелям, и дети с шумом и криками кинулись в деревню — первыми сообщить взрослым о прибытии гостя.

Старик, которого разбудил свист, вздрогнул, огляделся поправив шляпу и чуть привстал на козлах, явно не понимая где он оказался. Кобыла, встревоженная шумом встала, подняв голову, всхрапнула и покосилась на хозяина левым глазом, словно спрашивая, что дальше.

Старик с досады хлопнул себя по бедрам:

— Завезла, окаянная! Ступай уж дальше! Не разбойники, поди, раз при них дети. Может подскажут куда нас занесло, — он легонько качнул поводом и кобыла, снова мотнув головой, послушно двинулась дальше по дороге, между деревьями где скрылась детвора.